Я наклонился, слегка щелкнул рукоятью хлыста по оскаленной лошадиной морде, отгоняя прочь, и посмотрел на сирин. Его зеленые глаза горели вдохновением, на щеках алел румянец, а ветер развевал отросшие темные волосы, светя тонкими полосками незагорелой кожи в спутанном проборе.
Агаи с нетерпением ожидал моего ответа.
— Это смотря чьей, — буркнул, поняв, что отмолчаться не получится.
— Ну, моей, например, — не тратя время на размышления, заявил сирин.
— Твоей? — я изобразил задумчивость, а потом пожал плечами. — Легко. Мне кажется, ты мечтаешь умереть во имя счастья на земле. А кто я такой, чтобы лишать человека… или птицу мечты?
Агаи поперхнулся, перехватил мой веселый взгляд и обиженно протянул: — Я серьезно спрашиваю!
— А я серьезно отвечаю, — спокойно ответил этому малохольному дурачку.
Не люблю неумных вопросов, так и хочется в ответ нахамить, чтобы больше не задавали. Однако аптекарь всегда отличался ослиным упрямством и не подумал отступать.
— Ладно, — немного помолчав, вернулся к прежней песне Агаи. — Согласен, пример неудачный. Хорошо, допустим, возьмем…
Волшебник покрутил головой, глянув сначала на супругу, а потом на меня и Морру. Видно, ответ на возможность всеобщего счастья в обмен на жизнь Таниты он знал заранее, а потому предлагать ее в жертву не стал, и выдохнул: — Возьмем,… скажем,… Морру!
Ну, Ирия всепрощающий, додумался!
Я посмотрел на спящую девочку. Ее лохматая головенка сонно клонилась вперед, и сирин приходилось следить за тем, чтобы малышка не съезжала набок.
— Да пошел этот мир, знаешь куда, — вынес вердикт всеобщему счастью.
— А свою? — насупился маг.
Ох уж эти идеалисты, куда бы от них спрятаться.
— Агаи, скажи, я похож на мученика? А на праведника? С чего ты взял, что наши жизни стоят меньше, чем этот сраный мир?
Я начал заводится.
Да коснись дело любого из нас, в ответ на подобное предложение я выдвинул бы встречное — чтобы они забили плашмя себе в ж… всеобщее благо и прочее, а потом вынули и снова забили!
Не люблю рассуждений жаждущих пополнить нетленный список героев! Почти так же, как призывы радетелей счастья человеческого за чужой счет.
Хочется вам подвигов? Вперед! Слава уже держит венок вечности в мраморных руках! Только нечего за собой ни в чем неповинных людей тащить!
Конечно, озвучивать вслух свои мысли я не стал, ни к чему это при дамах и детях делать, неподобает. Однако сказанного хватило, чтобы Танита уловила общую идею и одобрительно муркнула, показывая всем видом, что согласна с моими словами.
Ее поддержки я не ожидал — есть у нашей красавицы склонность к позерству и глупым поступкам. Но на этот раз, взял вверх женский прагматизм и желание защитить свою «стаю».
Сирин, глядя на такую солидарность, недовольно поджал губы, помолчал немного, а потом снова кинулся в бой, — Нет, ну как вы так можете думать?! Ведь если все падет в бездну, то вы все равно не уцелеете! Так лучше достойно погибнуть и принести пользу другим, раз есть такая возможность!
Словно в ответ на высказанную глупость, ветер упругой струей ударил в лицо, вышибая слезы из прищуренных глаз.
— Давно пора все порушить к ядреной матери, — буркнул я, отвернувшись в сторону от воздушного натиска, — Глядишь, и лучше стало бы.
Сирин, не расслышав, решил, что я раздумываю над его словами, и обрадовался: — Знал, что ты меня поймешь! Человек не должен жить только своими интересами! Именно из-за нашего равнодушия столько зла вокруг! Люди слишком дорожат собственным благополучием и безопасностью.
Ну, понесло парня. Словоблуд и демагог. Пустомеля пернатый.
— Агаи, — я перебил сирин на полуслове, — ты забыл две вещи.
— Какие? — простодушно поинтересовался волшебник.
— В нашей компании нет ни одного человека — это раз, и на человеческое счастье нам, в общем то, на… чхать. А два — не приходило ли в твою многомудрую голову, что случайно можешь пожертвовать кем-то, способным в недалеком будущем действительно изменить мир к лучшему?
Аптекарь открыл рот, готовясь возразить, но я не дал себя перебить и продолжил вправлять нашему мечтателю мозги: — Возомнил себя богом? Знаешь предназначение каждого? Ты слишком много хочешь от живых. Не проще ли попытаться жить достойно? Это, к слову, куда лучше — чем умереть, не будучи уверенным, что тебя не провели как последнего дурака на ярмарке, за бесценок обменяв твою жизнь на песочный замок.
— Ну и кто из нас мечтатель? — огрызнулся сирин, не желая расставаться со своими иллюзиями, — Разве ты сможешь заставить людей жить по заповедям?
— Так я и не грежу о всеобщем счастье, — отмахнулся от неразумного юнца, и чтобы прервать дальнейшие словоизлияния завершил: — И чужую жизнь разменивать ради него тоже не стану.
— Ужасно! — поморщился волшебник и надолго замолчал.
Ужасно, видите ли ему… Интересно, чтобы ты сказал, парень, если бы твою жену потащили на жертвенник всеобщего благополучия? Не верю — что смиренно согласился.
Молчание длилось час или два, и я успел почти забыть о споре, как сирин подъехал и тихо спросил: — А что бы ты сделал, если бы в ком-то из твоих друзей дремала погибель мира? Великий Зверь?
О господи, ну как на проповеди в храме побывал. И где он слов то таких набрался? Великое Зло, Великий Зверь. Нашел, у кого спросить!
— Это ты на меня намекаешь, что ли? — усмехнулся я страдальцу в лицо.
Маг покраснел, смутился и скуксился: — ТЫ ЧТО?! Я просто, гипотетически спрашиваю. Я же видел — ты не меняешься душой во время преображения, так чего бояться?