Пока Танита волокла по земле, слабо сучившего ногами маглука, я прикрывал ее и сирин. На наше счастье храбрецов, желающих рискнуть, не обнаружилось.
В полной тишине, сопровождаемые молчанием и взглядами, полными безграничной ярости, мы выбрались за ворота, на прощание, пообещав убить пленника, если кто-то подойдет к нам ближе, чем на полет стрелы.
Потом я перекинул тяжелое и уже не сопротивляющееся тело через лошадиную холку, залез сам, и мы припустили во весь опор.
Через час кони незаметно перешли с галопа на рысь, моя кобыла — та откровенно устала от двойной ноши.
Оставив позади невысокое редколесье, мы подъехали к массиву по настоящему густого и первобытного леса, в Наорге такого уже не осталось. Да и здесь, поблизости от границ тоже вырубили все что могли.
В королевстве за сохранностью лесов следили владельцы земель, на которых они росли, запрещая вырубку, а тут… кто первым добрался, тот и в барыше.
Не останавливал даже страх не вернуться домой. Неимущие граждане Наорга с риском для жизни зарабатывали себе на жизнь.
— Привал! — объявил я и столкнул колдуна на землю. Тело встретилось с землей, и маглук застонал.
Нечего мычать, сам виноват.
Сирин тоже спрыгнул, снял с лошади девочку и подошел к моей кобыле, прежде чем я успел с нее слезть.
— Дюс, что ты сделаешь с пленником?
Ну конечно, другой темы для беседы у него просто нет!
— Убью, — ответил я, питая слабую надежду, что волшебник удовлетвориться этим ответом и существующим положением дел.
— Ты не можешь! — в ужасе ахнул аптекарь, Ты обещал сохранить ему жизнь!
— Да? — искренне удивился я, пытаясь вспомнить, когда успел произнести ритуальную фразу опрометчивого обязательства.
Ничего похожего на ум не пришло. Вот убить если нас будут преследовать — обещал, а сохранить жизнь — не было такого!
Агаи вздохнул, видно сам сообразил, что поторопился с претензиями, но отступать не стал, — Дюс, пойми, если ты сейчас убьешь его, то сам встанешь на одну доску с этим мерзавцем.
А и хрен бы! Главное живым остаться. Это он сейчас тихий и безобидный, а стоит развязать ему ручки, нам всем, включая милосердного слюнтяя, мало не покажется. С опасной тварью довелось встретиться, не иначе как беглый колдун, да еще очень сильный, раз сумел выжить и сплотить вокруг себя чужой народ.
— Дюс… не надо!
Тихий голос заставил досадливо поморщиться.
Зеленые глазищи смотрели так умоляюще, словно я собирался прикончить родного брата сирин. Но остановило меня совсем другое — рядом с волшебником стояла Морра. Казалось, малышка напряженно ожидает окончательного решения, и взгляд ее странных серебристых глазенок заставил таки почувствовать себя кровожадным монстром.
Однако я также знал, что если сейчас не пойду навстречу сирин, то навсегда останусь для него обычным убийцей, а для девочки… Для девочки этот поступок может оказаться важным рубежом. Паршивка жизнь и самого прекрасного человека сделает сволочью, и когда-нибудь Морре придется стать такой же, как все. Но я не хочу, не желаю становиться первым, кто подтолкнет к этому малышку!
Слишком дороги были доверие и любовь птенца сирин. Кроме нее никто ко мне столь светлых чувств не питал. Даже родная мать!
К тому же всегда можно немного схитрить…
— Ладно, Агаи. Считай, ты меня убедил. Теперь займем наших преследователей благородным делом спасения своего благодетеля. Видишь это высокое дерево? Придется немного поколдовать. Попрощаемся достойно с лишним грузом.
Какая разница, где его удавить? Наверху даже удобнее: и девочка не расстроится, и сирин нравоучениями мучить не станет.
Волшебник расцвел, словно яблоня по весне, кивнул головой, но тут же спохватился, — Поклянись, что не убьешь его наверху!
Вот стервец!
Морра снова уставилась на меня, ожидая ответа.
И я, подчинившись немому приказу необычных прозрачных глаз ребенка, сказал, — Слово дворянина!
Ох, чую — еще придется сильно пожалеть об акте милосердия. Ну, честное слово, не время проявлять снисходительность!
Ладно, пес с ним, с этим ублюдком! Будь, по-вашему — пусть живет! Пока, во всяком случае. Есть у меня одна интересная идея…
Какого хрена я выбрал именно сосну?!
Такая мысль пришла в голову уже на третьей ветке, когда я очередной раз прилип ладонями к расплавившейся на солнце тягучей смоле, щедро украшавшей толстый ствол янтарными подтеками. Во что превратились мои штаны и рубашка, я вообще молчу, теперь они только на тряпки годились. Хорошо хоть камзол внизу оставил.
Я задрал голову вверх, метрах в десяти от меня раскачивался толстый куль на веревке. Мы затащили туда пленника, словно обычный груз, и теперь требовалось, как следует закрепить его на дереве.
Проще было бы отправить наверх сирин, ведь это у него росли крылья, но парень заявил, что вязать узлов не умеет, а это значило — маглук имеет большой шанс грохнуться на землю как сорванная ветром шишка.
Я бы не расстроился, но вот Агаи… Он, подлец, заявил, что не хочет брать грех на душу. Из-за его моральных убеждений пришлось карабкаться на верхушку липкого дерева. А ведь еще слезать…
Зараза! В гробу я видал таких добреньких поганцев.
Чтобы хоть как-то дать выход раздражению, я обматерил в три этажа и сирин, и варваров, и колдуна, и дерево, и свою сговорчивость заодно. Вроде как полегчало.
Наконец- то последняя ветка!
Я оседлал разлапистый толстый сук, и подобрался к болтающемуся в воздухе колдуну. Сложное сооружение из веревки, позволявшее пленнику находится в подвешенном состоянии без вреда для здоровья, получилось надежным. А то, что оно врезалось в тело, причиняя некоторое неудобство, можно считать платой за оказанное «гостеприимство». А еще я сделал одну вещь — дополнительно перетянул кисти колдуна тонкой веревкой. Так, что если его не снимут через пару часов… Сам сдохнет от гнилой крови. Или, если сильно повезет, отделается отвалившимися руками. В любом случае волшебствовать больше не сможет. И там, Пустошь сама дело завершит!